- Вообще, я исхожу из понимания правозащитной деятельности как деятельности политической. Французские Декларация прав и свобод человека и гражданина 1789 и 1793, из которых выросли сегодняшние основополагающие принципы прав человека, определяют права человека как свободу, собственность и сопротивление внешнему, государственному угнетению. Всё это чисто политические вопросы.
- Политик предлагает программу государственного устройства и её реализацию в случае прихода к власти. А к чему апеллирует правозащитник?
- Мы апеллируем к праву, а не к существующему законодательству . Право – это представление о справедливых общественных отношениях, закреплённое в документах, актах, соглашениях как межгосударственного, так и национального уровня. Мы сейчас существуем в условиях преобладания неправового законодательства, и, естественно, правозащитная работа может вступать в конфликт с законом. Однако нельзя сводить задачи правозащитников к обслуживанию общества, как многие стараются сделать, это навязывает власть в лице православных правозащитников, например. "Ничего политического, только общественное!" В целом правозащитники отдают себе отчёт в том, что занимаются политической работой. И Северный Кавказ, и правоохранительная система, и избирательные права, и борьба с терроризмом, и свобода слова, свобода совести – это откровенно политические проблемы. Но даже когда мы говорим о правах детей, инвалидов, социально незащищенных групп людей, мы тоже говорим о политической реальности.
- Скажите, как вы воздействуете на политику, насколько это эффективно в современной России?
- Самое главное – публичность. Надо лаять. Сторожевые псы общества – так называют правозащитников в Англии. Я недавно был в Литве и, занимаясь там проблемами наркополитики, общался с наркоманами. Они рассказывали мне о зверствах местной полиции. Это удивило меня: про зверства литовской полиции ничего не слышно. Просто потому, что никто об этом не говорит, как оказывается. В России, слава богу, такие вещи не замалчиваются. Конечно, о произволе властей слышно не по ТВ, но озабоченность совета Европы нашими тюрьмами, нашей милицией и одновременно отсутствие такой озабоченности в отношении Литвы – следствие наших действий и соответственно бездействия правозащитных организаций в Прибалтике.
- Чем вы сейчас занимаетесь?
- В основном избирательными, гражданскими и политическими правами. И я прихожу к выводу, что пора готовить корпус исправленных после колоссального искажения последних лет законов, как бы альтернативных законопроектов. Их сейчас, конечно, никто не будет принимать, но собирать их надо, рассчитывая на то, что времена меняются. В 90м году, приходилось начинать с нуля и многое не удалось совершить. Законы изобретались в процессе общественного изменения. И до 94го года можно было реально менять законодательство и достаточно радикально воздействовать на правовое поле, но ресурсов не хватало, а потом стало поздно.
- Могли бы вы привести пример недавно принятого закона кардинально неприемлемого с точки зрения концепции права?
- За примерами далеко ходить не надо. 28 ноября под скромным названием "О внесении изменений в некоторые законодательные акты РФ" был принят в первом чтении крайне важный закон, меняющий законодательство об общественных объединениях и некоммерческих организациях. Он существенно ограничивает право на объединение и свободу деятельности общественных объединений, ужесточая и расширяя государственный контроль в этой области. В результате общественные объединения – по определению саморегулируемые организации – по сути, могут перестать существовать, так как под государственный контроль перейдут их финансовая и хозяйственная деятельность, распорядительные документы. Давить на коммерческие организации государство не может: для этого надо советскую власть построить опять. Поэтому основной прессинг – на некоммерческие организации.
- Как бы вы определили взаимоотношения между государством и обществом в современной России?
- Закон, о котором я говорил только что, очень показателен. Если в некоторых сбалансированных демократиях общество контролирует власть, и весьма существенно, то в России власть контролирует общество. Мы имеем непрозрачное государство, расширяющееся за счёт общества, за счёт демонтажа местного самоуправления, подавления частных инициатив, в том числе и коммерческих. Это показывает трансформация избирательной системы – она практически уничтожена. У государства есть право быть самодостаточным субъектом некоторых отношений, например в социальной сфере. Но в России государство осуществляет тотальный контроль над политической сферой, вот в чем проблема.
- А что происходит с социально незащищенными гражданами – детьми-сиротами, инвалидами?
- Здесь государство как раз должно быть активно, а оно абсолютно беспомощно. У нас военный, полицейский бюджет, и он не позволяет решать социальные проблемы, как и проблемы культуры, образования, здравоохранения. При этом доходы государства лежат без всякой пользы в огромном стабилизационном фонде. Эти средства хранятся в долларах, и получается, что Стабфонд работает на экономику США.
- Есть ли на российской политической сцене сила, с которой можно было бы связывать надежды на изменение ситуации?
- Оппозиция представляет собой довольно печальное зрелище, к сожалению. Государство изощряется в манипулировании политическим полем для того, чтобы объединённой оппозиции не существовало. Естественно, власть пытается растянуть оппозицию по углам ринга. Чтобы каждая ее часть сидела в своем и получала видимость представительства.
На сегодняшний день не стоит искать политическую силу, которая была бы носителем некого позитивного сценария. Важно объединение самых разнообразных политических субъектов на фронте борьбы с полицейским государством. То, что делает Каспаров, наверное, действительно самый правильный подход. Я понимаю кислую мину левых, когда им говорят об объединении. Для них важно отторгать трупные фрагменты в собственных организмах, потому что это тянет их в могилу.
Но, тем не менее, понимание необходимости объединения внутри оппозиции существует. Идеологическая общность объединенной оппозиции - это достаточно абстрактное политическое требование. Речь идет о том, чтобы оспорить претензии команды Путина на вечное присутствие у власти. И идеологические позиции станут важны только после достижения этой задачи.
