В России подобное утверждение может вызвать удивление – ведь мы привыкли понимать под "консерватизмом" социальную пассивность, нежелание граждан отстаивать собственные интересы. В действительности формы выражения гражданской позиции весьма многообразны и не обусловлены содержанием взглядов. Status quo, оказывается, можно отстаивать методами, более уместными в ситуации революционных перемен.
Начавшиеся в университете города Пуатье, студенческие волнения быстро распространилось на другие образовательные учреждения, в том числе парижскую Сорбонну, которая в течение нескольких дней была блокирована группой протестующих активистов. Почин студентов поддержали – немыслимый в российском климате шаг – ректоры университетов, в том числе университета Пуатье, а также профсоюзы - не только студенческие, но и другие: транспортников, учителей, присоединившиеся к движению протеста.
Для нас французские события поучительны как в смысле способности групп общества к активному отстаиванию гражданской позиции, так и по идейной наполненности протестного движения.
Начнем с последнего. В центре дискуссии находится требование обеспечить наиболее спорное с нормативно-философской точки зрения социальное право, право на труд. Известно, что государство во Франции более чем государство. Оно не только выполняет свои прямые обязанности по защите граждан от внешних угроз и поддержанию правопорядка, но и несет груз социальной ответственности по обеспечению равных возможностей для всех членов общества, материальной поддержке неимущих и безработных, охране детства и материнства и т.д. и т.п. Парадоксальным образом упование на государство сочетается с нелюбовью к правительству, которое воспринимается как недруг трудящихся, готовый принести интересы людей в жертву абстрактным экономическим показателям эффективности.
Если право на труд обеспечивается государством, то рабочие места создаются предпринимателями, которые не только выплачивают высокие налоги, но и находятся под "дамокловым мечом" судебных исков от своих работников. Хорошо известно, что уволить работника во Франции чрезвычайно хлопотно и дорого. Сверхзащищенность наемных работников во французском кодексе законов о труде, с одной стороны, удерживает социальное неравенство на приемлемо низком уровне, но с другой – расхолаживает работающих по найму, подавляя в них инициативность и заинтересованность в повышении производительности труда.
В нынешнем конфликте между правительством и гражданским обществом бессмысленно искать правых и виноватых, поскольку нынешнее противостояние проистекает из объективных противоречий между естественными потребностями экономического развития государства и императивом социального протекционизма, в основе которого в свою очередь лежит негласный договор с властью.
Такие формы гражданского протеста как демонстрации, захваты общественных зданий, всеобщие или секторальные забастовки являются "фирменным знаком" французской общественной жизни. В сравнении с "бунтом предместий", незнакомой и пугающей формой не то социального протеста, не то девиантного поведения, протестная мобилизация преследует вполне конкретные цели и следует выработанным за столетия правилам взаимодействия с властями. Одно из них – воздержание от насилия и привлечение к переговорам "социальных партнеров": работодателей и профсоюзов. Несмотря на это, социальный протест во Франции остается авантюрой, исход которой невозможно предугадать.
Демонстрации во Франции позволяют осознать вещь совершенно очевидную, но старательно игнорируемую в России: мобилизация гражданского общества совершенно необязательно и далеко не всегда обусловлена политическими требованиями.
Нынешние реалии политической жизни России более располагают к протесту социальному, нежели политическому. В условиях метастазирующего контроля власти над всеми формами общественной жизни, социальные требования способны привлечь под знамена оппозиции тех российских граждан, которые не восприимчивы к политической аргументации. Невозможно отрицать, что значительная часть россиян обладает способностью примирять в своем сознании смутную неудовлетворенность курсом властей с поддержкой президента Путина. Для них власть плоха не потому, что она – власть в ее брутальном своеволии, но может стать плохой потому, что нарушает моральные договоренности с гражданами, иллюзия которых до сих пор живет в российском обществе.
Российское общество консервативно не только в формах проявления своей гражданской позиции, но и в представлениях об обязательствах власти по отношению к себе. Большая часть наших сограждан до сих пор пребывает в выдуманном мире, где государство обязано заботиться о детях и стариках, опекать бедных и немощных, ограждать трудящихся от произвола работодателей... Дать этому нравственную оценку невозможно, ибо эти представления не имеют ничего общего с реальностью. У власти собственные представления о контракте с нами. Мы никак не можем их изменить, но в наших силах определить, что власть должна нам, и не позволить ей выйти за границы отведенной ей нами компетенции. Для этого нужно не так уж много: не бояться открыто сказать, что власть – это мы, граждане.
