Владимир Борода "Зазаборный роман (записки пассажира)", Скифия, 2010
"Зазаборный роман" — капля в разливанном море русской тюремной литературы. Бескрайний водоем этот раскинулся от "Жития протопопа Аввакума" до "тюремной" трилогии Лимонова, от "Записок из Мертвого дома" Достоевского до "Американского ГУЛАГа" Старостина и "Сажайте, и вырастет" Рубанова, от Шаламова до Солженицына. Тексты эти, как правило, более или менее автобиографические, а большинство авторов, решившихся поведать о своем опыте заключения, оказались в тюрьме "за политику". Книга Владимира Бороды в этом отношении не исключение.
В конце 1970-х "накрыли" на юге Союза группу хиппи, которые печатали листовки с текстом Декларации прав человека. "Дали" кому сколько, одному аж 15 лет, а вот герою (и автору) романа — 6. И отсидел он от "звонка до звонка", с 1978 по 1984 год. Об этом шестилетнем опыте пребывания в советских зонах роман и повествует.
Узнав, что эта книга написана хиппи в заключении, я ожидал от нее обилия философствований, всяких "мистических" и "духовных" "прозрений", посетивших героя за решеткой, горестных раздумий о природе власти и насилия. Оказалось — ничего подобного. Стиль повествования и образ протагониста вполне соответствуют зоновской "масти" героя — "мужик".
Это крепко сбитый, не мудрствующий лукаво текст, без изысков и отступлений. Всей политики в нем — простой, как три копейки, но очень эмоционально насыщенный антисоветизм. Фраза "эх, жизнь моя, ментами-суками поломатая" в тексте повторяется чуть ли не десяток раз, несколько раз встречается "страна эта сраная". Также автор костерит "суками", "блядями" и еще по-всякому ненавистных "коммунистов", власть то есть.
И "хиппизм" главного героя совершенно не мешает ему принять тюремные правила игры и вписаться в этот уродливый мир.
Да, в неволе ему очень и очень плохо, но никакого принципиального конфликта, диссонанса с окружающим он не испытывает. Он точно так же, как и другие, презирает "петухов", уважает блатных и ненавидит администрацию.
Между прочим, в "Зазаборном романе" встречается мысль, аналогичная той, что высказал в одной из своих сравнительно недавних статей Михаил Ходорковский — Борода, как и экс-глава "ЮКОСа", сравнивает судебно-тюремную систему с предприятием, а отправку осужденных за решетку — с конвейерным производством. Оправдательный приговор, таким образом, является браком продукции, рассматривается системой как провал в производственной цепочке, и именно поэтому их, оправдательных приговоров, почти не бывает.
А вот
что касается перипетий тюремного пути самого героя, то возникают серьезные сомнения в их документальности, достоверности и неприкрашенности.
Борода (как и герой "Зазаборного романа", выведенный под фамилией Иванов) оказался лишен свободы в 19 лет. Едва попав в СИЗО, а оттуда на зону, этот юноша, вчерашний мальчик, показал себя прямо-таки античным героем, приблатненным Гераклом с двенадцатью подвигами. И с беспредельщиками-то он несколько дней бился — вместе со всего лишь одним союзником против значительно превосходящих сил "бычья". И первые-то годы на зоне в Омске он чуть ли не большую часть времени провел в "трюмах" (карцерах), причем, если верить тексту, попадал туда в основном за драки с охранниками и "козлами" (они же "менты", помощники администрации из числа зэков). Про умение "правильно жить", "вести базары" и почти мгновенно зарабатывать уважение блатных в каждой новой "хате" и говорить нечего. И все это, повторю, уже в 19 лет.
Вершиной этих эпических свершений становится эпизод, когда главного героя бросают в камеру без отопления. Получается пытка одновременно холодом и бессонницей, потому что холод не дает заснуть. Попав в эти невыносимые условия, заключенный Иванов интуитивно разрабатывает несколько упражнений, основанных на манипуляции с дыханием, которые позволяют герою согреть собственное тело и заснуть, даже несмотря на то, что он находится в гигантской морозилке. Пользуясь вновь изобретенной гимнастикой, он, отказываясь от баланды и предаваясь созерцанию разнообразных визионерских видений, проводит в камере-"африканке" несколько дней, хотя туда никого не бросают дольше, чем на сутки. Сверхчеловек, да и только.
Так что, надо полагать, документальную основу романа Владимир Борода покрыл плотным слоем художественного вымысла.
Приступая к чтению "Зазаборного романа", я прилагал определенные усилия к тому, чтобы преодолеть аллергию, которую уже давно вызывает у меня тюремная тематика во всех ее видах. Однако оказалось, что
текст захватывает. Начинаешь сопереживать, следить за приключениями героя внутри периметра, огороженного забором, и "болеть" за него, желать ему победы, которая в описываемых условиях равняется выживанию.
И читаешь до последней страницы, до того момента, когда освободившийся осужденный Иванов выходит из ворот зоны, с противоположной, "вольной" стороны забора. Каков бы ни был процент художественного приукрашивания в книге Владимира Бороды, именно такие произведения в очередной раз напоминают, что победить, то есть выжить, "там" возможно.
Редакция благодарна Владимиру Бороде, предоставившему книгу "Зазаборный роман"
Вы можете оставить свои комментарии здесь
