На схожесть путинской националистической истерики и сталинской борьбы с космополитизмом указывалось неоднократно. Тема исследована, но несколько акцентов и уточнений ей не помешают, потому что за этими уточнениями стоит возможность более тонкого понимания происходящего в России, как и представления о том, что может нас ждать.
Понятно, что националистические идеи являются ответом на внешние и внутренние вызовы, хотя идея перелицовки республики Советов в новую инкарнацию русской империи возникла у Сталина значительно раньше 1946, а идея изоляции для подморозки режима (термин Победоносцева), как и образ "Святой Руси" в кольце врагов, характерна для разных эпох в истории России, и это отнюдь не "полностью заслуга послевоенной сталинской пропаганды и наследие им же спровоцированной Холодной войны".
Россия, повторим, периодически закрывается от мира, на предыдущем этапе "переняв приметы и достижения цивилизационного успеха, …но всегда находит причины для того, чтобы в очередной раз объявить о своей самодостаточности, о своих символических преимуществах, которые не могут быть конвертированы в нечто общезначимое и поэтому конкурентоспособное. А потом опять закрывается, сохраняя в неизменности свое фундаментальное архаическое состояние, которое так и остается почти нетрансформируемым".
Так происходит сегодня, после Крыма, так происходило и в сталинскую эпоху, причем задолго до начала борьбы с низкопоклонством перед Западом. Действительно, очень часто утверждается, что борьба с космополитизмом (эвфемизм русского шовинизма) стала реакцией на фултонскую речь Черчилля в 1945 и разочарование в поддержке советскими евреями Израиля (а сам термин "холодная война" употребил тогда же Оруэлл в статье "Ты и атомная бомба", а повторил советник Трумэна Барух в 1947 в речи перед палатой представителей одного из американских штатов). На самом деле все не совсем так: первым термин "холодная война" использовал немецкий социалист Эдуард Бернштейн, друг Энгельса, который в 1893 так обозначил гонку вооружений, уточнив, что в этой войне "выстрелов нет, а кровь льется".
Что же касается борьбы с безродным космополитизмом, то тут первым всплеском великорусского шовинизма на советской почве следует, возможно, считать не тост Сталина 24 мая 1945 "За русский народ", которой впервые был назван руководящим народом, то есть Старшим Братом. А далекое предвоенное время 1936, когда была запрещена пьеса верноподданного Демьяна Бедного, по революционной традиции высмеивающая дореволюционных князей и воевод. Либретто к опере Бородина "Богатыри" Демьян Бедный, стремившийся обогнать мечту Сталина, написал еще в 1932, и в рамках революционной традиции (левой и, значит, интернационалистской и антинационалистической) пьеса была воспринята с пониманием. Так в 1934 журнал "Рабочий и театр" увидел в либретто Бедного "ряд смелых проекций в современность, что повышает политическую действенность пьесы. Былинные богатыри выступают в роли жандармской охранки. Сам князь Владимир <...> к концу спектакля принимает образ предпоследнего царя-держиморды".
В новой постановке для театра Таирова Бедный "утрировал пародию до фарса: богатыри в опере представали пьяницами, князь Владимир – свирепым самодуром, а подлинными героями русской истории изображались разбойники. Комизм усиливался декорациями Павла Баженова, оформившего спектакль с иконописно-маньеристическим нажимом, изобразительно профанировавшим хрестоматийную “серьезность” былинных персонажей". "Премьера оперы прошла с успехом, но уже через несколько дней в газете “Правда” появилась статья “Фальсификация народного прошлого”, в которой постановка была осуждена как злостная хула на русскую историю. А 14 ноября 1936 года Всесоюзный комитет по делам искусств при Совнаркоме СССР принял постановление о запрещении “Богатырей”. В постановлении Комитета указывалось, что “спектакль <...> а) является попыткой возвеличивания разбойников Киевской Руси как положительный революционный элемент, что противоречит истории <...> б) огульно чернит богатырей русского былинного эпоса, в то время как главнейшие из богатырей являются <...> носителями героических черт русского народа; в) дает антиисторическое и издевательское изображение крещения Руси, являвшегося в действительности положительным этапом в истории русского народа”.
По сути дела здесь весь синопсис упреков будущим безродным космополитам, разница только в том, что в примерке еще идущей на цыпочках кампании роли и последствия были смягчены: Демьяна Бедного не расстреляли и не посадили, а лишь исключили из партии, запретили печататься, лишили ряда сладких партийных привилегий (по иезуитской мягкости наказания вспомнился Навальный, но без довеска привилегий). И одновременно, говоря сегодняшним языком, дали сигнал инженерам человеческих душ и прочим работникам умственного труда, что одна эпоха кончается, а другая вот-вот начнется. Будь готов – всегда готов.
Ждать пришлось почти десять лет: Сталин и будущие космополиты были ангажированы войной, а союзники, помогавшие всем, чем можно, были еще далеки от фултонского разочарования. Хотя наиболее чувствительные кое-что понимали; так, например, уже в 1944 году, на совещании историков в ЦК ВКП(б) (здравствуй, Путин Новый год!), Хорен Аджемян (писательский псевдоним Хорен Радио) стал эмоционально критиковать "порок, имя которого – космополитический интернационализм" и объявил, что его, на самом деле, случайный оппонент – "выразитель космополитизма, у которого чувства патриотизма, национальной гордости атрофированы". Язык часто опережает мысль.
Создателя государства рабочих и крестьян не удивило бы, что за русский патриотизм вступился тот, кого еще недавно называли инородцем: желание искупить свое инородчество часто делало представителей малых национальностей бОльшими русскими патриотами, чем сами великороссы (одни немцы чего стоят): понятная стратегия выживания. По этой же логике первым, кто продолжил уже упомянутый тост Сталина, стал в июле 1945 Отто Куусинен, который в статье "О патриотизме" (под незатейливым псевдонимом Н. Балтийский) утверждал, что космополитизм, в отличие от патриотизма, органически противопоказан трудящимся, а свойствен представителям "международных банкирских домов и международных картелей, крупнейшим биржевым спекулянтам" (почему-то вспоминается несчастный Сорос) – всем, кто живет согласно латинской пословице "ubi bene, ibi patria" (где хорошо, там и отечество).
Но до понимания Сталиным необходимости повысить градус национального противостояния и националистического воодушевления, даже в условиях нарастающего напряжения в отношения с бывшими союзниками ему понадобилась подсказка. И она пришла оттуда, откуда ее не ждал ни Сталин, да и нам с вами можно подивиться. Как часто бывает, от своего.
2 января 1946 года П.Л. Капица направил Сталину письмо и рукопись книги писателя Льва Гумилевского "Русские инженеры". В письме ученик Резерфорда утверждал, что книга "Русские инженеры" была написана Гумилевским по его просьбе (что не так), а далее уточнял: "Мы мало представляем себе, какой большой кладезь творческого таланта всегда был в нашей инженерной мысли. Из книги ясно: первое – большое число крупнейших инженерных начинаний зарождалось у нас; второе – мы сами почти никогда не умели их развивать; третье – часто причина не использования новаторства в том, что мы обычно недооценивали свое и переоценивали иностранное. Обычно мешали нашей технической пионерной работе развиваться и влиять на мировую технику организационные недостатки. Многие из этих недостатков существуют и по сей день, и один из главных – это недооценка своих и переоценка заграничных сил. Ясно чувствуется, что сейчас нам надо усиленным образом подымать нашу собственную оригинальную технику. Мы должны делать по-своему и атомную бомбу, и реактивный двигатель, и интенсификацию кислородом, и многое другое. Успешно мы можем это делать только тогда, когда будем верить в талант нашего инженера и ученого и уважать его и когда мы, наконец, поймем, что творческий потенциал нашего народа не меньше, а даже больше других и на него можно смело положиться. Что это так, по-видимому, доказывается и тем, что за все эти столетия нас никто не сумел проглотить".
По сути дела, это и была программа борьбы с низкопоклонством перед Западом и с ее "пятой колонной" безродным космополитизмом (до самого термина по версии Жданова еще 2 года, хотя ему предшествовало выражение "беспачпортный бродяга в человечестве", примененное серапионовым братом Николаем Тихоновым по отношению к автору, посмевшему обнаружить западное влияние на поэтику Пушкина). Сталин же просто воспользовался этой программой, заострив и углубив тему тенями, и со своей обычной обстоятельностью стал ее воплощать. Здесь не место анализировать, почему Капица, человек доказанной смелости, благородства и ума, только что – как некоторые утверждали – из принципиальных соображений отказавшийся участвовать в разработке ядерной бомбы (за что и был подвергнут опале), решил выступить суфлером сталинского расистского мракобесия. Причины сыскать легче, чем документы, их подтверждающие.
Из быстро раскручивавшейся спирали националистической истерики (где, помимо трагического, было и много порадовавшего Хармса: типа первого воздушного шара, изобретенного подьячим Крякутным в 1731 и возглавившим таким образом мировое воздухоплаванье, конструирования первого велосипеда уральским крестьянином Артамоновым в 1800, академического доклада "Химия в Древней Руси", открытия острова Шпицберген древними новгородцами и др.) я бы выделил еще только один эпизод. Это выступление президента Академии наук С.И. Вавилова, в котором он на волне патриотического энтузиазма заговорил на темы социолингвистики, а именно противопоставил неприличное слово "ученый", которое, на его взгляд, имело буржуазный и космополитический оттенок, настоящему русско-советскому слову "научный работник", которым и следует обозначать профессиональную умственную деятельность в Советском Союзе (понятно, что ветер дул со стороны смычки между городом и деревней и постепенного стирания отличий между городским жителем и работником сельского хозяйства).
Естественно, что все это имеет прямое отношение к очередному раунду борьбы с низкопоклонством перед Западом, начатому после Крыма большим Путиным. На что имеет смысл обращать внимание в этой рифме? Не на бездарных исполнителей, которые за возможность быстрой карьеры готовы ехать на одном велосипеде с крестьянином Артамоновым на встречу хоть с Ломоносовым, хоть с Пушкиным, хоть с князем Игорем. А на тех, кто нам культурно и социально ближе, у кого, в отличие от Киселева-Соловьева, есть извилины в мозгу, приличное образование и порядочность в анамнезе: именно они всегда подсказывали и будут подсказывать тиранам, где и как уничтожать себе подобных и брить травку на газонах. Почему? Потому что знают – как.
