Сергей Адамович Ковалев вызывал по отношению к себе сильнейшее раздражение своих противников. Правозащитнику с огромным стажем, ему было не привыкать к потокам ненависти и клеветы, к помоям "народного гнева". Сбор подписей в защиту Синявского и Даниэля, издание "Хроники текущих событий" — все это уже в 60-70-е превратило его из уважаемого ученого, кандидата биологических наук, завотделом в научном институте — в изгоя, лишенного работы, отщепенца, а потом и в политзэка.
Что должно произойти в душе биолога, приученного рассматривать мир, как систему, в которой действуют определенные силы, изменить которые невозможно, — чтобы он вышел из-за письменного стола, оставил свои эксперименты, и пошел бороться против государства, чья мощь, казалось, превосходила его многократно? Наверное, четкая и ясная убежденность в том, что нельзя спокойно смотреть на творящиеся несправедливости. Какой же силы должна была быть эта убежденность? И дело, полагаю, не только в ней.
Всем тем, кто в советское время отваживался выступить против системы, мужества и твердости было не занимать — иначе, как решиться противостоять Левиафану? Но в Ковалеве поражает не столько мужество, которого у него, конечно, было очень много, сколько — простите за пафосность — любовь к людям. То чувство, которое очень сложно сохранить в себе, когда ты много лет идешь против течения, постоянно испытываешь напряжение от того, что тебя преследуют, на тебя клевещут, тебя оскорбляют. Сколько мы знаем примеров, когда люди в такой ситуации или ломаются, или сами превращаются в клонов своих противников, только с обратным знаком.
А Сергей Адамович спокойно, с каким-то невероятным достоинством в течение многих лет продолжал делать то, что он считал нужным — защищать права заключенных — любых, потому что кем бы ты ни был на воле, тебя не должны мучить и унижать на зоне.
Защищать права человека — там, где они нуждались в защите — на посту Уполномоченного или в охваченном огнем Грозном. Защищать русских и чеченцев, защищать заложников в больнице в Буденновске — какие бы мерзости потом про него ни придумывали вояки, он защищал ВСЕХ, и как же ясно видна из сегодняшнего дня его правота, когда в те страшные декабрьские дни 1994 года он пытался сделать обреченное дело — остановить войну, понимая, предчувствуя, в какую незаживающую язву она с годами перерастет. И говорил то, что думал, не задумываясь о последствиях, хотя сразу находились те, кто извращали и перевирали его слова и действия.
Но что бы ни происходило вокруг него, какие бы новые ужасы ни обрушивались на нашу несчастную страну, он продолжал проповедовать любовь. В отличие от некрасовского героя он не хотел "проповедовать любовь враждебным словом отрицанья", он просто проповедовал любовь, нет — он защищал любовь всеми своими действиями и выступлениями.
И умер во сне — смерть праведника. Пусть земля вам будет пухом, Сергей Адамович.
! Орфография и стилистика автора сохранены
