Бывший народный депутат разогнанного Ельциным Верховного Совета России Илья Владиславович Константинов начал на "Каспаров.ру" в цикле "На кривой козе" (очередную) интересную дискуссию о фатальных ошибках демократов и либералов начала 90-х. С упором на аморализм и нечестность действий реформаторов и на насилие в отношении подавляющего большинства, которое не хотело быстрого отказа от социалистического патернализма, советского консерватизма и империи. Все верно, не хотело. А их сломали через колено, сетует вечный – Горбачеву, Ельцину и Путину - оппонент.
Любой серьезный спор о прошлом - это всегда спор о будущем. Американские споры о Шестидесятых – это полемика между неоконсерваторами и социал-либералами сегодня. Российские споры о Феврале 1917 года в нулевые – это споры о допустимости или нет для либералов подтачивать путинский режим, так же как они подтачивали советский.
Споры о мюнхенском компромиссе сентября 1938 года в шестидесятые стали спором о стратегии Запада в холодной войне. И подтверждение правоты Черчилля тогда привела Джона Кеннеди и его преемника Линдона Джонсона в Индокитай. А еще через четверть века – Джорджа Буша-ст. в Ирак, а потом и его сына – в Афганистан и Ирак.
Но как мудро замечал подлинный автор нынешнего китайского чуда Учитель Кун-цзы [имя добавляю для невежд - и китайцу, и средневековому европейскому книжнику никаких пояснений к тому, кого обозначает слово "Учитель" было не нужно*]: исправление порядков начинается с исправления нравов, а исправление нравов начинается с исправления имен.
Слово "демократ" в России конца 80-х – начала 90-х годов XX века, как и во Франции за две сотни лет до этого слово "патриот", означало буржуазный революционер, борец с тотальной идеологией (церкви, партии) и с феодальным по сути общественным укладом.
И все упреки в аморализме в отношении демократов (какой, мол, ты демократ, если поддерживаешь разгон парламента), отпадают, если вместо этого говорить "буржуазный революционер". Кромвель разогнал "Длинный парламент" (победивший, между прочим, короля). Робеспьер выгнал из Конвента всех умеренных (победивших, между прочим, короля). Временное правительство распустило Думу (свергнувшую, между прочим, царя). И Ельцин разогнал Съезд народных депутатов (победивших, между прочим и Горбачева, ГКЧП). Это всё дела буржуазных революционеров, сперва вовсю использовавших представительную власть, а потом перешагнувших через нее.
Многократно говорил, что революция – это коалиционная война. В войне морально победить. Если при ведении войны удастся соблюдать законы божеские и человеческие, беречь своих людей, своих солдат, щадить население противника – это невиданной красоты моральная позиция. Впрочем, обусловленная двумя циничными проблемами: после побед и одолений надо будет объясняться с собственным народом, и "вчерашний враг – это завтрашний торговый партнер и послезавтрашний союзник" (Б.Г. Лиддел-Гарт).
При коалиционной войне морально возложить на партнеров возможно большее бремя издержек, но урвать как можно больше трофеев (т.е. повести себя как последний "кидала") – это и будет наибольшая доблесть в отношении твоей страны и твоего населения.
Стравливание врагов между собой, а также их "перекупка" - моральны, потому что сокращают твои потери и издержки, хотя плодят страдания.
Для победы над коммунистами буржуазные революционеры раскололи партхозноменклатуру, дав возможность перебежчикам стать частью нового правящего слоя. Это принесло победу в августе 1991 года, но дало возможность перебежчикам с новой силой грабить народ и профанировать демократию.
Для победы надо врать (привирать) и строить мифы. В романе Нормана Мейлера "Нагие и мертвые" описываются переживания героя – нью-йоркского интеллигента, пошедшего добровольцем сражаться с Гитлером, но по перекрестной схеме Пентагона отправленного на острова Тихого океана. что американский замполит перед боем не рассказывает им о священной борьбе за демократию и гуманизм, а объясняет, как важно отбить у японцев важнейшие запасы стратегического сырья. Никакого тебе "За родину! За Рузвельта!"
Только дозы вранья не должны превышать уровень, приводящий к социальной шизофрении (знаменитая битва телевизора с холодильником).
Народы России не хотели ни либерального капитализма, ни плюралистической демократии. Они хотели "доброго" и "социального" фашизма – "патриотической" патерналистской авторитарной власти. Но это был путь в социальный тупик (в нынешнюю фазу путинизма нас прямиком вел ГКЧП). Традиционалистское общество никогда само не хочет стать модерновым. Для этой трансформации применяется "реформация" (а вовсе не реформирование) – полная ломка существующей социокультурной матрицы. История показала, что миллионы беженцев и мигрантов из стран русской цивилизации, попав в условия западной, преимущественно англосаксонской социокультурной среды (включая американизированные послевоенные Францию и Западную Германию, а также американизированный Израиль), разом избавляются от всех "родимых пятен" русской традиции – "соборности", "уравнительной справедливости", "утопического мессианства", мигом усваивают протестантскую этику и приверженность к буржуазной многопартийности. Единственно, что они стараются занять правые и очень правые идеологические позиции, заражены до мозга костей расизмом и выявляют "южноевропейскую" терпимость к коррупции. Поскольку для реформации русской цивилизации ее нельзя поднять и перенести в Америку целиком, то пришлось попытаться перенести как можно больше американского внутрь страны. Начиная с гангстерских войн и со всевластия нашего маленького "Уолл-стрита".
"Демократическое реформирование" феодальной мессианской империи с базовым крестьянским сознанием в буржуазное европейское урбанизированное национальное государство – это такое же насилие над реальностью, как сталинская коллективизация и "культурная революция", включающая "безбожную пятилетку". Только зеркальная. НЭПовская Россия хорошо бы приняла реформы Гайдара-Чубайса, а авторитарные ухватки и коррупцию ельцинского правления сочла бы за райские кущи. Но как Ленин и Сталин создали "Антироссию", так Ельцину и его либеральным министром пришлось создавать "Антиантироссию". При этом число жертв оказалось на порядок меньше. Хотелось бы, чтобы на два порядка - в пропорциях рузвельтовской Америки и послевоенной Западной Европы. Я надеюсь, что второй период свободы, возобновление прерванной реформации России будет именно таким "малокровным".
Самое главное – это то, что есть трансформации, которые происходят только дискретно. О причинах этого, о зловещей "косе инверсии", уничтожающей все предыдущие социальные устои, много размышлял и писал покойный философ Александр Ахиезер.
Демократический социализм, о котором говорит коллега Константинов, это – разрушительная для экономики утопия. Мы при нем жили с 1988 по 1992 год. Дело в том, что в экономике должна быть единая логика – рынок или административное перераспределение.
Когда создается гибридная (химерическая) система, то либо рыночная часть начинает паразитировать на плановой, как это было при Горбачеве; либо социально-плановая на буржуазно-рыночной, как в Венесуэле или Греции. Рыночной социализм может сколько-то существовать, когда у него есть огромный ресурс – финансовый за счет экспорта, или психологический – за счет многовековых наработок протестантской или конфуцианской этики. Демократический социализм означает отказ от любого принуждения к дисциплине, труду и усердию. Даже моральных стимулов к престижу и богатству, которые осуждаются как карьеризм и стяжательство.
Необходимо понять, что человек традиционалистского социума с точки зрения человека современного европеизированного – это подросток или ребенок, посланец прошлого. Принуждение или некоторое введение недоросля в заблуждение (хочешь преуспеть в жизни – надо быть честным, старательно учиться и много работать) нельзя рассматривать как аморальность. Даже гипертрофированное запугивание фашизмом или коммунистическим реваншем я бы отнес к таким варварским педагогическим методам прошлого, как внушение детям, что мастурбация ведет к слепоте.
! Орфография и стилистика автора сохранены
